Ставропольская летопись

Если бы наши земляки всерьез решили составить перечень местных, поволжских чудес света, то Самарская Лука уж точно возглавила бы этот почетный список.

Богатейшая природа, уникальное историческое и культурное наследие… Лакомый кусочек для загребущих ручек, что и говорить. На протяжении столетий много находилось желающих урвать с Луки кусочек пожирнее: вырубить леса, перестрелять зверье, выскрести недра, застроить долины…Честь же и хвала людям, которые пришли не как потребители, а как исследователи, которые заявили об охране жигулевских сокровищ и сумели сберечь хотя бы часть для потомков. То есть для нас с вами. Сегодня Жигулевский заповедник имени Ивана Спрыгина отмечает свое 80-летие.

Первопроходцы

На площадке перед зданием администрации заповедника водружен памятный камень с надписью: «Исследователям-первопроходцам Самарской Луки». Вот так коротко, без имен и фамилий. Оно и понятно: все подвижники, которые внесли свою лепту в славное дело «луковедения», на одном камне явно не уместятся. Да и с кого начать отсчет, тоже непонятно. Кто у нас в Жигулях был первым? Охотники на мамонтов? Пастухи-белогорцы эпохи железа? Булгары?

Говорят, в десятом веке приезжал к нам араб Ибн-Фадлан, изучал булгарскую жизнь, да только неизвестно, добрался ли до Жигулей. И Петр Первый путешествовал по Волге, любовался горами и даже свой автограф на скале оставил. Скала до сих пор стоит возле Морквашей, а от царских граффити и следа не осталось.

В XVII веке красотами Самарской Луки восхищался немецкий поэт Адам Олеарий. Между прочим, кое-какие описания сделал, правда с ошибками. Тоже первопроходец? Конечно.

Однако первыми серьезными исследователями назовем Ивана Лепехина, Петра Палласа и Иоганна Фалька. Это они, ученые-энциклопедисты, спустя век после Олеария привели на Волгу отряды экспедиций, организованных Академией наук. Путешественники собирали гербарии, описывали горные породы и животных, а заодно интересовались обычаями местного люда — мордвы, чувашей, татар, калмыков. Получились многотомные труды, которые, надо сказать, не утратили своей важности и по сей день.

Путь первопроходцев, конечно, не был усыпан розами. На маршрутах ученые чаще всего шли пешком, а оборудование и образцы везли на телегах. Потом все отправляли посылками в Петербург. О своих расходах не писали ни слова, только по поводу науки. Вот запись из дневника Лепехина: «За двух мышек дано 10 копеек. За сурка, крота и водяную мышь — по 40 копеек». Видно, частенько ученым приходилось упрашивать местных крестьян помочь науке и поймать экспонат для коллекций. Небескорыстно, конечно.

Посторонним В…

В 1914 году будущий академик В. Сукачев призывал организовать в Жигулях заповедник. Однако воплотить эту идею в жизнь удалось не ему, а Ивану Спрыгину, причем только после 1917 года.

Сын пензенского железнодорожника Спрыгина, Иван с юности показал себя как продолжатель традиций своих предшественников, русских ученых-энциклопедистов. То есть он живо интересовался самыми разными науками и успевал еще поучаствовать в общественной работе. За хранение нелегальной литературы его даже исключили из Казанского университета. Но упорный юноша сумел-таки получить высшее образование, а также организовал в родной Пензе ботанический сад, краеведческий музей и библиотеку.

После революции по инициативе молодого ученого в Жигули снова отправилась экспедиция — выбирать место для заповедного участка. Решено было отгородить от посещений треугольный участок площадью около 2,5 тысячи гектаров. В августе 1927 года Совнарком подписал решение включить жигулевский участок в состав Средневолжского заповедника.

Первым директором заповедника был назначен, конечно, Спрыгин — будущий доктор наук, профессор и автор нескольких открытий в области ботаники. Забегая вперед, скажем, что с 1977 года созданный им заповедник будет носить имя своего «отца». Но до той даты еще предстояло пройти долгий и нелегкий путь.

Почти до самого начала Великой Отечественной заповедник был похож на гармошку: он то расширялся от новых присоединяемых территорий, то терял их и сжимался. Ученые сокрушались: где же главный принцип заповедника, неприкосновенность природы?

Объясняем проблему: заповедник — не просто природный резерват. Это поле для многолетних непрерывных наблюдений за естественными процессами в дикой жизни, без влияния человека, с тем чтобы уловить и «сосчитать» незаметные на первый взгляд тенденции, медленные изменения, которые в будущем могут стать началом новой эпохи. Ледникового периода, например. Для чистоты эксперимента природе нужно полное безлюдье. И если вы в запретной зоне «просто идете по тропинке и не рвете травку», это не значит, что вы не вмешиваетесь в природный процесс. А вдруг у вас на подошве семена чужеродных растений, которые прорастут и нарушат в «зоне Икс» хрупкий естественный баланс? Вот то-то.

Словом, заповедник по мере возможностей пытался выполнять свою главную задачу, но тут… Грянула война. В условиях «Все для фронта, все для победы» охрана зверей оказалась побоку. К тому же в Зольном обнаружили запасы нефти, и в заповедном лесу развернулась активная добыча «черного золота».

Но, увы, даже военные тяготы оказались не столь жестокими, как «мирные» послевоенные будни. Без единого выстрела, простым росчерком пера заповедник был уничтожен. В 1951 году правительство вдруг решило, что советский народ достиг коммунистической сознательности, и отгораживать его колючей проволокой от природных богатств уже не надо. Большинство заповедников, в том числе и наш, были ликвидированы. Однако очень быстро пришлось раскаяться: за несколько лет человек с ружьем (и топором) натворил в лесу такого, что не расхлебать и за века. Поэтому заповедник все-таки восстановили… всего на год.

Окончательное право на жизнь он получил в 1966 году. К нынешнему времени его площадь выросла до 23 тысяч гектаров и простирается от Морквашей до Ширяево. Заповедными считаются также два острова — Середыш и Шалыга.

Окончание следует